Ведомости. Совместимы ли дети и фундаментальная наука? Если да, то с какого возраста стоит приобщать их к исследовательской деятельности и что это даст?
Тема «Дети и наука» стала одной из основных на пресс-конференции в СО РАН, посвящённой Всемирному дню науки, который с 1999 года отмечается 10 ноября. На встрече с журналистами доктор химических наук, профессор Института химии твёрдого тела и механохимии СО РАН Елена Болдырева рассказала об одном из главных направлений своей деятельности — приобщении к науке подрастающего поколения.
Елена Владимировна убеждена, что статьи, публикации, ссылки, научные открытия, по которым мы привыкли оценивать эффективность работы того или иного учёного, — всё это уже некая продукция научной деятельности.
— Это равнозначно медалям и достижениям в спорте: можно ставить план по медалям, но при этом стоит задуматься над тем, кто будет готовить новых специалистов. И радует то, что такая система в нашем Академгородке есть, она была создана уже давно и доказала свою эффективность. Поэтому я убеждена, что, по большому счёту, сейчас не надо придумывать чего-то нового.
Не люблю, когда работу учёного сравнивают с работой художника, музыканта или представителя другой творческой профессии, утверждая, что в неё нельзя вмешиваться. Мне больше нравится другое, менее привычное сравнение: наука, на мой взгляд, очень похожа на профессиональный спорт. Во-первых, тем, что она основывается на собственной мотивации, как и у профессиональных спортсменов. Последним нужна победа, учёным — тоже. Поэтому не надо бояться, что он что-то сделает не правильно — это будет лишь во вред его основной мотивации. Спортсмену важны деньги в большей степени для того, чтобы вложить их в достижение лучшего результата. Аналогично — у людей, занимающихся наукой. Следовательно, учёным можно доверять: не потому что мы какие-то особенно хорошие, а потому что наш личный интерес направлен на решение поставленной задачи. И учёные, и спортсмены могут работать до полного изнеможения, вопреки всему и зачастую за свой счёт — всё ради того, чтобы получить желаемый результат. Эти мотивы не направлены на обладание властью или на положение в обществе.
Во-вторых, не менее важно, в каком возрасте человек впервые сталкивается с научной деятельностью. Есть виды спорта, в которых тренеры не берут детей старше определённого возраста. Это не значит, что они не смогут чему-то научиться, ведь на уровне физкультуры любой ребёнок способен овладеть самыми элементарными вещами — встать на лыжи или коньки, начать заниматься гимнастикой, но результата мирового уровня можно достичь лишь в том случае, если приобщение к спорту началось в три-четыре года. Именно в этом возрасте формируются необходимые начальные навыки и складываются особенности скелета. Что-то подобное имеет место и в науке. Но не стоит понимать это превратно. Когда мы говорим, что детей надо с самого раннего детства приобщать к науке, речь не идёт о необходимости учить их физике, химии или математике. Это можно сделать много позднее. Речь о том, чтобы научить их формулировать собственные мысли, привить любознательность, усидчивость, выработать привычку доводить начатое дело до конца.
— Елена Владимировна, вы говорили, что в Академгородке уже создана некая образовательная и воспитательная площадка для подрастающего поколения?
— Всё начиналось с того, что маститые учёные приходили в детские сады, в младшие и старшие классы школ, проводили много времени с детьми. Переоценить важность таких встреч для мальчишек и девчонок очень сложно. Дети имели практически неограниченный свободный доступ к институтам — дни открытых дверей здесь проводятся регулярно. Помню это ещё ребёнком: сама побывала во многих институтах до того, как стала студенткой. Интерес к науке подпитывался уже тогда, когда я бывала в гостях у родителей одноклассников и общалась с собственными родителями. Всё начинается с элементарных вопросов, которые задают родители детям на прогулках, — ведь ребёнка можно заинтересовывать и таким способом. В детстве мои родители задавали мне больше вопросов, чем я успевала задать им. Возможно, так они направляли диалог в ту сторону, где чувствовали себя сильнее и могли что-то новое мне рассказать. Но вместе с тем они приучили меня думать обо всём, что я вижу вокруг.
Эти традиции всегда были сильны в Академгородке. Помимо замечательной Физико-математической школы, которую знают многие, у нас есть много отличных средних школ, гимназий и лицеев, которые также способствуют всестороннему развитию детей — в каждом учебном заведении есть что-то своё, особенное — не сказала бы, что одно лучше, другое хуже. Я закончила английскую школу, но в последнее время жизнь столкнула меня с французской школой № 162. Так получилось, что благодаря поддержке её директора Анны Михайловны Леонтьевой, именно в этой школе мы реализуем наш проект «Занимательная химия». Начинали со старших классов, но постепенно спустились до уровня детсада, который сейчас открыт при школе. К этой работе привлекаются мои студенты и аспиранты.
— В чём именно заключается ваша работа с такими маленькими ребятишками?
— Мы хотим как можно раньше показать им, что есть что-то, помимо наживы, амбиций, престижа и гламура, что существует интересный окружающий мир. Самое лучшее, что есть в нашей профессии, — это возможность служить науке как таковой, и эти качества, базирующиеся на интересе к своему делу, необходимо развить в детях. Никогда ни в одной стране учёные не жили лучше банкиров — это естественно. Но у нас есть гораздо более важные ценности, чем деньги. Не хочу, чтобы меня поняли как человека, который считает, что неважно, какое у него жильё и условия жизни. Это очень важно. Но я убеждена, что денег должно быть ровно столько, чтобы об этом можно было не думать. Для меня очень счастливым периодом в жизни было время, когда я жила за границей в общежитии. Мне ничего не платили, обеспечивая лишь трёхразовое питание. Но при этом были созданы все условия для работы, чем я круглые сутки и занималась. Это были лучшие годы в моей жизни — наверняка многие учёные поймут меня. Не стоит забывать, что показатели — это показатели, деньги — это деньги, а интерес к тому, чем мы занимаемся, — это основа всего. Это когда ты действительно хочешь увидеть свою статью в том-то журнале или первым обнаружить то, чего до сих пор никто не видел, запустить какую-то установку, которую до сих пор никто не мог сделать, или собрать нечто, на чём можно получить гораздо более эффективные результаты, чем на современной аппаратуре. Я думаю, что экспериментаторы со мной согласятся — это тоже часть наших амбиций. На дорогом оборудовании сегодня каждый может получить хороший результат, а вот попробуйте сделать это, как мы в прежние годы, имея две чашечки и две пробирочки! В определённом смысле я жалею о тех временах, когда у нас вообще ничего не было, но мы умудрялись проводить эксперименты, которые до сих пор остаются классикой — их цитируют вот уже тридцать—сорок лет. Тогда были только мазки и ничего большего — а это может сделать любой школьник у себя дома, ведь даже у тех, кто любит химию, вряд ли дома есть современная, хорошо оснащённая лаборатория.
Все современные установки — это замечательно, это позволяет глубоко проникать в суть вещей. Но опять-таки прибегну к сравнению со спортом. Либо спортсмены просто бегут, либо они обгоняют друг друга на очень совершенных технических средствах. В первом случае они соревнуются в силе своих мускулов и опыте тренера, который их натаскивал перед забегом. В другом — меряются возможностями техники — это тоже спорт, но здесь уже трудно отделить успехи в техническом развитии от достижений самих спортсменов. К сожалению, сейчас учёные всё больше становятся заложниками оборудования, на котором соревнуются. Но, что интересно: у нас, учёных СО РАН, менее совершенная техника, чем у наших коллег из США и стран Запада, и, тем не менее, мы выигрываем у них по многим позициям.
В завершение разговора Елена Владимировна сделала ремарку по поводу цитируемости учёных: «Далеко не всегда каждая хорошая работа становится автоматически известной, далеко не всегда, даже зная твою работу, на неё будут ссылаться в силу каких-то дополнительных политических факторов. И тогда начинается так называемая работа над цитируемостью, в которую входит и взаимодействие со средствами массовой информации. Я знаю зарубежных учёных, которые жизнь положили на работу с масс-медиа. В этом, кстати, и заключается один из ответов на вопрос: почему их цитируют больше, чем нас? В том числе и поэтому. Половину своего времени западные учёные тратят на интервью и пресс-конференции и принимают участие в телешоу. Чем чаще твоя фамилия на слуху, тем больше шансов, что и твои научные статьи будут замечены. Но опять-таки — не стоит это путать с жаждой наживы, которой сейчас больно наше общество».
Елена БОЛДЫРЕВА:
— Маленьких детей можно приобщать к науке. Это не значит, что надо учить их физике, химии и математике. Речь о том, чтобы научить их формулировать свои мысли, привить любознательность и усидчивость.
Максим СИДОРЕНКО
Фото Виталия МИХАЙЛОВА